О любви, естественно. О любви профессора Снейпа к поэзии. Об отношении профессора Снейпа к понятию «национальная гордость» вообще и к декламированию стихов в частности.
Перед Рождеством 1997 года герой магического мира Гарри Поттер уничтожил-таки ненавистного Темного Лорда и вместе со своими друзьями вернулся в школу, чтобы доучиться, как положено, последний год. Злые языки, правда, поговаривали, будто герой занимается в Хогвартсе чем угодно только не учебой, но это уже никого не интересовало, потому что место в школе авроров было закреплено за убийцей Волдеморта и это самое малое, что могло сделать для него Министерство магии и лично Скримджер.
В связи с победой новогодние праздники справляли в Хогвартсе с большим размахом, а на 31 декабря был назначен грандиозный банкет, на который явился министр и много неизвестно кем приглашенных гостей. Минерва МакГонагалл, еще осенью утвержденная на посту директора школы, с большой радостью распоряжалась на празднике. Как водится, прозвучало множество речей и поздравлений, не только дети, но и взрослые получили замечательные подарки и как раз закончили ими восхищаться, когда Скримджер счел уместным вспомнить о жертвах последней войны и почтить их память. Праздничное настроение немного испортилось, дети притихли, и прослезившаяся профессор МакГонагалл обратилась за поддержкой к восстановленному в своей должности слизеринскому декану:
- Северус, продекламируйте нам что-нибудь патриотическое. Для поднятия духа.
- Что сделать? – севшим голосом переспросил мастер зелий.
- Прочтите нам стихи! – продолжала директриса. – Что-нибудь патриотическое. Это будет очень к месту.
- Да, - подтвердил министр. – Будьте так любезны. Детям полезно с раннего возраста проникнуться верным самосознанием.
Снейп еще больше побледнел, хотя это и казалось невозможным, и по его тонким губам скользнула змеиная улыбка, которая, впрочем, тут же пропала. Сделав совершенно верный вывод, что, отказываясь, он только поставит себя в очень глупое положение, профессор встал и заговорил тихим, не обещающим ничего хорошего голосом:
- Я расскажу вам совсем небольшой отрывок из поэмы Даниэля Дефо «Прирожденный англичанин». Я с детства люблю эти строки, они всегда помогали мне… гордиться своей страной. В этом отрывке как раз о национальном самосознании, обо всем, чего нам так остро не хватает…
- Это прекрасно! - умиротворенно прошептала Гермиона. – Какие он нашел нужные слова!
- Поверить не могу, что он вообще знает стихи, - пробормотал Рон.
- Мало ли чего в голове с детства не останется, - напряженно ответил Гарри. – Но, по-моему, зря МакГонагалл все это затеяла, и он...
- Тихо! - перебила Гермиона. – Слушай!
- «Так из скрещенья всех пород в тот век
Возникла смесь – английский человек:
В набегах дерзких, где из года в год
Сплетались с лютой страстью бритт и скот,
Чьи дети, овладев повадкой слуг,
Впрягли своих коров в романский плуг
С тех пор сей полукровный род возник,
Бесславен, беспороден, безъязык,
Без имени; и в венах англичан
Струилась кровь то ль саксов, то ль датчан.
Высокородных предков бурный нрав,
Все, что возможно, на земле поправ,
Сводил их похотливых дочерей
С людьми почти всех наций и мастей.
В сем выводке, от коего тошнит,
Кровь чистокровных англичан бежит».
В зале повисла гробовая тишина. Здесь еще ни разу не слышали ничего подобного, а в устах презрительно кривящего губы профессора Снейпа это звучало во сто крат оскорбительнее, чем любые ругательства.
- Он сошел с ума… - в ужасе прошептала Гермиона, осознав случившееся. На МакГонагалл было страшно смотреть.
- Зато она навсегда запомнит, как рассчитывать на лояльность этого урода, - сквозь зубы процедил Гарри.
- Говорили, будто она уговаривала его стать своим заместителем, - задумчиво сказал Рон. – Зря он это сделал.
- Может, потому и сделал, - уклончиво возразила Гермиона. – Впрочем, тебе этого не понять, Рон.
