Идея мирового господства родилась в деятельном малфоевском мозгу примерно через год после свадьбы. Несколько месяцев перед этим, ещё не остыв от радостей жениховства, Люциус твердил банальности о неоспоримых преимуществах женатых мужчин перед холостыми, всячески изводя своим заносчивым видом остальных Пожирателей.
Мой верный слуга Нотт, человек в высшей степени естественный, даже предложил воткнуть Малфоя вниз головой в кадку и впредь использовать его в качестве редкой породы фикуса. Предложение Нотта многие сочли разумным (я в том числе), но после обсуждения оно было отвергнуто – в основном потому, что Люциус испортил бы в интерьер нашего Клуба, ностальгически выдержанный в тёмно-зелёных тонах.
Тем временем, не успели мы оглянуться, как приподнятое настроение Малфоя незаметно приобрело минорный оттенок, плавно перетекло в пиано и под конец утонуло в кислом шипении бесконечных сожалений о потере холостяцкой свободы.
Конечно, Люциус малодушно подбил меня на завоевание волшебного мира, компенсируя положение подкаблучника. Нарцисса весьма привлекательная, хрупкая женщина, – и тем не менее, сравнивая их с мужем "весовые" категории, я с уверенностью ставлю на лучшую половину рода человеческого. Отыграться Малфой может лишь на домовых эльфах, грязнокровках и мне, своём любимом Повелителе.
Именно Люциус придумал имидж Тёмного лорда, удачно сочетающий привычный облик волшебника (чёрная мантия с капюшоном) с некоторыми пикантными подробностями (красные глаза, дырки вместо носа a-la змеиное рыло). Без ложной скромности, мой новый образ до сих пор имеет ошеломляющий успех в магическом сообществе.
К примеру, на последний ежегодный карнавал в Министерстве магии пять человек явились в масках Пожирателей Смерти и ещё двое пытались выдать себя за Волдеморта. Вначале их эффектное появление вызвало немалый переполох, но потом смельчакам даже присудили поощрительные призы за оригинальность костюмов. Я воспринял эту новость благодушно, хотя Люциус был глубоко уязвлен нарушением своих авторских прав. Говорят, в последний раз лжеволдемортов видели на лужайке перед Малфой-мэнор весело играющими в гольф. Я отправил семьям несчастных открытки с соболезнованиями, что только прибавило мне сомнительной славы Истинного Порождения Зла. Вот она, людская неблагодарность!
Не остановившись на достигнутом, Малфой предложил заняться делом, вполне подходящим для красноглазого монстра: избиением беззащитных младенцев. На моё замечание, что это неспортивно, Люциус разразился страстным монологом о том непоправимом вреде, какой наносят младенческие испражнения новым мантиям и чувству собственного достоинства чистокровных магов. Запоздало припомнив, что совсем недавно Малфой стал счастливым отцом, я легкомысленно уступил приятелю и тем самым нажил себе множество неприятностей.
Я не собирался умерщвлять юного Гарри Поттера, о нет. Отметка на лбу мальчика – самое большее, на что я решился, стоя над агукающим крошкой. Нельзя же было наносить ему знак Пожирателей: принять годовалого, пускающего слюни соискателя в Клуб, согласитесь, несолидно для нашей организации.
Если бы я только знал, сколько беспокойства в будущем принесёт этот ясноглазый ангел в подгузнике на волшебных липучках! Его коварные родители, очевидно догадываясь о своей незавидной участи, предпочли геройски погибнуть в схватке, и буквально бросили меня на растерзание неуравновешенному отпрыску. На несколько лет я удалился от мира, анонимно подлечивая пострадавшие от стычки с Поттерами нервы то в одном, то другом оздоровительном центре.
Даже имея опыт близкого общения с Люциусом, Нарциссой и её кошмарной сестрицей Беллой, я не был готов к новой встрече с Гарри. То, что Поттера нельзя назвать здоровым ребёнком, я впервые заподозрил, когда он варварски помешал моим медицинским процедурам в Запретном лесу. Для восстановления иммунитета мне была нужна кровь единорога. Донором я милосердно выбрал хилое, больное стригущим лишаем, измученное оводами животное. Не сомневаюсь, оно было мне благодарно, ведь в волшебном мире эвтаназия не предусмотрена даже для людей.
Всё было тихо и мирно. В торжественный миг, когда волшебная кровь горячо заструилась по моим жилам, а единорог, точно во сне, склонил долу свою прекрасную голову, украшенную витым рогом, на сцене появился крикливый мальчишка и испортил всё очарование момента. Клянусь Мерлином, он вопил как сирена. Я был вынужден спасаться бегством.
В том же году мы столкнулись снова, с тем же результатом. Поттер опять надрывал глотку, но (как впоследствии объяснил Малфой) в этом была и моя вина. Кто мог предсказать, что заклинание даст сбой, и очень возбудимый мальчик с уникальными голосовыми данными увидит меня торчащим из учительского затылка?
Боюсь, Поттеру снова был нанесён непоправимый вред. Я собирался отправить в Хогвартс открытку, но Люциус не успокоился, пока не отговорил меня. В своей эпатажной манере Малфой заявил: Тёмный лорд-де "не обязан быть чутким и извиняться перед каждым сопляком, пусть даже и больным на голову". Не так давно старый друг выпросил мой школьный дневник – кажется, в воспитательных целях, для подрастающего Драко.
