Как-то мадам Помфри уехала на консилиум магов-лекарей, и замещать её в больничном крыле оставили многострадального профессора Снейпа. Ему приносят Гарри Поттера на операцию.
После операции Снейп спрашивает:
- Ну что, мистер Поттер, как вы себя чувствуете?
- Сейчас лучше, но в первое время у меня было такое чувство, как будто бы меня что есть силы ударили тяжёлым поленом по голове.
- Вообще-то, так оно и есть. У меня закончилось зелье для наркоза.
История все время повторяется. За свои 150 лет я имел возможность наблюдать это бессчетное количество раз – комедия положений, на той же сцене, с теми же героями, только декорации слегка изменились. Всегда интересен только первый виток истории, дальнейшие подобия быстро наскучивают и переходят из жанра «исторических событий» в обыденность.
С тобой все было по-другому: я входил во вкус постепенно, и ты так же постепенно догадывался, какое место занимаешь в моей игре. Впрочем, я не уверен, что ты когда-нибудь постигнешь это целиком: как все бесстрашные люди, ты страдаешь некоторым недостатком воображения.
Я хорошо помню, что впервые рассмотрел тебя тогда до мельчайших деталей: спутанные волосы, грязный подол мантии, рассеченная скула. Нет, конечно, я видел тебя и раньше, видел тебя все пять лет, но никогда не выделял из высокомерной слизеринской толпы. Ты был для меня «одним из них», хотя я также не уверен, что понимаю под словом «они». Кажется, я встал на скользкую дорожку: директору не пристали такие мысли об учениках…
Итак, наш первый раз. Ты пришел ко мне немедленно, как только вырвался из Визжащей Хижины, из лап Мародеров. С тобой пришел Поттер. Помню, я сидел в кресле и разбирал какие-то бумаги, зашел ты и остановился не дойдя нескольких метров до моего стола. Поттер замер у тебя за левым плечом, чуть в стороне, пытаясь скрыть напряжение под маской равнодушия. Ему это вполне удавалось (он был уверен, что звезде квиддича все сойдет с рук), и это бесило тебя еще больше. Ты вывалил ворох обвинений на двух лучших учеников и старосту Гриффиндора.
Скажи, что я должен был сделать, мой мальчик? О, я знаю, как поступил бы ты сам – по справедливости, невзирая на личные заслуги. Именно поэтому ты был и остаешься самым непопулярным преподавателем Хогвартса. Хотя, если судить *по справедливости* (какое надоедливое словечко!), ты не хуже других. Не моя вина, что никто никогда не судит сообразно с делами.
Итак, мне оставалось только выразить свое неудовольствие, пожурить Поттера – и отпустить вас обоих. Не знаю, чего ты ожидал от меня? Возможно, отойдя от первого шока, ты подумал бы, стоит ли вообще ко мне обращаться. И, скорее всего, не сделал бы этого - уж я-то тебя знаю! Но у тебя просто не было времени оценить ситуацию, так что в итоге пришлось корить себя вдвойне – и за то, что отправился за Блэком в Хижину, и за то, что пожаловался и получил отказ. Отказ. Смешно звучит. Как будто предлагаешь заключить брак. Нет, разумеется, ты ни о чем не просил, ты не *попросишь* даже передать тебе соль за обедом. Но я знаю, чего ты хотел. Твоя жизнь уже была в безопасности, спасать тебя не было необходимости. Другое дело – твоя честь. Ты хотел мести, сатисфакции и, могу поспорить, мечтал о старых добрых временах, когда можно было вызвать недруга на дуэль и убить его без возмущенного ропота толпы и улюлюканья друзей. Я устал повторять тебе, что ты живешь не в свое время, мальчик. Но, к сожалению, за все годы нашего знакомства ты так и не уяснил, что я считаю месть вещью совершенно бесполезной и непродуктивной, и поэтому никогда и никому не мщу. Тебе, для которого баланс насмешек и контрнасмешек, оскорблений и контроскорблений так много значит, этого не понять.
Еще одна картина из того вечера: я уже все сказал, Поттер довольно ухмыляется, а ты еще несколько секунд смотришь на меня. Очень четкое воспоминание: твое лицо крупным планом. Причудливая смесь разочарования, ненависти, злобы. Ты уже тогда пытался контролировать свои чувства. Не могу не признать, что теперь это удается значительно лучше, и даже мне подчас сложно «читать» тебя.
Но тогда… представляю твою ярость, когда, выйдя из моего кабинета, ты увидел торжество на лице Поттера. В тот день я поразился, почему тебе суждено было дважды разочароваться, а Джеймсу – дважды победить. Как сказал какой-то итальянский поэт, Фортуна всегда предпочтет старого любовника новому. К сожалению или к счастью.
Мальчик мой, наверное, я плохой школьный директор. Ведь я задумался о твоей судьбе только через пять лет после того, как родители вверили тебя моему попечению. Я наблюдал за тобой, и ты не мог этого не заметить. Наверное, у тебя было чувство, что ты ходишь по краю пропасти: один неверный шаг может стать роковым.
Я знаю это: мое внимание еще никому не приносило счастья. А тебе было всего пятнадцать, и слишком тяжелая ноша сломала тебе хребет прежде, чем я успел поддержать. Когда я вспоминаю об этом, меня охватывает то же чувство вины, отвращения и страха, какое испытывает ребенок, обнаружив, что случайно убил ручного зверька.
Я наблюдал за тобой, а ты был очень осторожен и ни словом, ни жестом не выдал, что не понаслышке знаком с Жрецами Смерти. Тебе было трудно, но в то же время ты гордился, что смог обвести меня вокруг пальца и *отомстить*. А у меня от твоих последних школьных лет осталось впечатление недосказанности – как будто то, что могло быть между нами, не случилось. Я часто ловил себя на том, что представлял тебя, ероша пальцами черные волосы Джеймса. Он, наверное, считал это признаком директорского расположения и еще больше раздувался от гордости. Если бы мы все тогда знали правду… Но его ответная улыбка лишь портила всю картину: ты никогда не улыбался мне. Я украдкой нашел в тебе совсем другое: твою боль, твою слабость, твою робкую надежду. Чувства, которые доверяют только родителям. Проклятая легилименция – я не получил твоего согласия на «усыновление». Но разве удивительно, что, называя тебя вслух «мистер Снейп», я упорно шептал про себя «мой мальчик»?
